Ощетинившись дулами автоматов, берегли подступы к американскому посольству и штабу генерала Макартура солдаты морской нехоты США. За проволочным забором американского военного лагеря, разместившегося рядом с японским парламентом, притаились бронетранспортеры и «джипы» оккупантов — на всякий случай.

Буря нарастала с каждым днем, грозя социальными потрясениями, и беспомощные японские власти взывали к американским оккупантам о помощи. Макартур не замедлил перейти в контратаку, когда возникла угроза всеобщей забастовки 1 февраля 1947 года. Японская реакция окончательно нашла общий язык с оккупантами в том, что касалось наступления на демократические силы. Началась та затяжная битва, которая, проходя подъемы и спады, продолжается на Японских островах и по сей день. Последнее слово в ней еще далеко не сказано.

Обманутое поколение японской молодежи сразу же оказалось в гуще этой битвы. Какая-то часть молодых смогла найти себя в подлинно демократическом движении, глубоко связанном с народом, с рабочим классом. Сегодня из них выросли закаленные борцы на всех фронтах — в политике, искусстве, литературе. Но большинство молодежи тех лет — и это теперь непреложный факт — потонуло в водовороте событий, затянутое грузом обмана, собственной слабостью, разлагающим влиянием среды, пораженной коррупцией, безверием, ложью.

Герой романа, который вы раскрыли, принадлежит именно к этому обманутому большинству. Автор, должно быть, не случайно не называет нам имени героя. В самых последних строках «исповеди» мы читаем: «Сейчас я заканчиваю свои воспоминания. Я не герой, пробуждающий пыл людских сердец, и не душеприказчик опоздавшего поколения. Я такой же, как ты». Этим многое сказано.

«Воспоминания» делятся на две части. В первой герой рассказывает о родной деревне летом 1945 года, во второй — о своей жизни в Токио в пятидесятые годы. Это правдивая, во многом беспощадная исповедь. Молодой писатель [20] заставляет исповедующегося раскрыться до конца, вывернуться наизнанку, и в этом беспощадность автора к своему герою. События развертываются на широком фоне быта и нравов Японии, и читатель, несомненно, сделает для себя немало любопытных открытий.

Интерес к Японии всегда был велик. Об этой стране у нас написано немало книг. Писали именитые писатели, журналисты, общественные деятели, случайные туристы — экзотическая страна Восходящего Солнца многих вдохновляла браться за перо.

Но хороших книг о Японии не так много. Писать о ней трудно, труднее, чем о любой другой стране. Почему? Да, наверное, потому, что на Японских островах, как нигде, столкнулись и причудливо переплелись древность и современность, Восток и Запад, самобытное и пришлое, хорошее и плохое.

Япония — это хаотически запутанный узел географии, истории, экономики, политики, идеологии. Конечно, японская действительность подвержена своим и общим закономерностям, но, чтобы видеть и понимать их, нужно по-настоящему знать страну и ее народ.

Иностранцу, живущему в Японии, будь он даже самым внимательным и знающим наблюдателем, многое в японской жизни трудно увидеть. Она имеет свои тайники, в которые может проникать только японец. Вот почему книги японских писателей содержат то, чего нет в книгах иностранных авторов,

В романе «Опоздавшая молодежь» читатель не найдет многого из того, с чем он привык ассоциировать Японию: чайные церемонии и нарядные кимоно, белоснежную Фудзияму и патологическую вежливость, популярную икэбану и вездесущие транзисторы. Он прикоснется к Японии менее туристской, менее привлекательной, зато более живой и сложной.

Именно такой реалистический и притом глубоко социальный подход к японской действительности характерен для основных произведений молодого японского писателя Кэндзабуро Оэ — одного из крупнейших писателей страны.

В 1958 году, еще будучи студентом Токийского университета, Oэ написал повесть «Уход за скотиной», которая принесла ему высшую литературную премию Акутагавы. Повесть рассказывает о жестокости деревенских жителей, которые убили пленного американского летчика-негра, чтобы не содержать «бесполезную скотину».

Следующим произведением Оэ был роман «Опоздавшая молодежь», печатавшийся на страницах литературного журнала «Гундзо» в 1960–1962 годах. Окончательная редакция романа вошла в собрание сочинений писателя в 1968 году.

Итак, мы попадаем в глухую деревню на Сикоку. В цепи четырех японских островов этот остров — рисовая житница страны — самый отсталый. Более четверти века назад здесь еще непоколебимой была власть помещика, во всех своих архаических проявлениях действовала система феодального гнета, ожесточенная проникновением капитала.

В тяжком труде бьется мать героя, чтобы прокормить семью: муж умер, старший сын погиб на войне, помощница — лишь дочь, двое ребят еще совсем малы, учатся в школе, на них вся надежда. Три фактора играют решающую роль в формировании молодых — природа, социальная среда и школа. И влияние их — самое разное, часто полностью противоположное.

Прекрасен мир природы, окружающий маленьких японцев: горы, лес, речка, птицы и звери — огромный мпр, полный жизни, и мальчишки жадно пьют из этого живительного родинка. Он пробуждает и укрепляет в них самое чистое, учит смелости, дружбе, взаимной поддержке и выручке. В этом мире рождается дружба героя с корейцем Каном из соседнего поселка, она проходит через всю его жизнь как самое светлое и дорогое.

С ясным и чистым миром природы в душе молодого японца сталкиваются «идиотизм деревенской жизни» и насквозь лицемерный, лживый, отравляющий мир школы.

Деревня проникнута глубокими социальными противоречиями, задавлена непосильным трудом. Он сам по себе уже делает жизнь безрадостной. Но к этому прибавляется тяжкий груз предрассудков, мракобесия, отчуждения, подозрительности, вражды. И в столкновении со всем этим молодая душа получает глубокие, незаживающие раны.

Но главное — школа. Школьная система довоенной Японии была уникальной системой оболванивания человека, неразрывно связанной со всей милитаристской политикой правящих кругов страны. «Не будет преувеличением сказать, — писала в 1946 году газета „Ниппон таймс“, — что народное (!) образование ответственно за милитаризацию японского парода».

В Японии давно существовало всеобщее обучение, школа стала неотъемлемой частью государственной структуры. В конце 30-х годов бывший военный министр Араки стал министром просвещения и быстро «реформировал» школу. Он создал «бюро по наблюдению за мыслями», которое контролировало каждый шаг учителей и учащихся. Прогрессивные люди были изгнаны из учебных заведений. Обучение должно было дать грамотного, способного к овладению современным оружием солдата. И главное — школа формировала преданного «солдата императора», человека, насквозь пропитанного фантастическим культом божественного «тенно».

Торжественные дни в каждой школе Японии начинались чтением императорского рескрипта, все предметы так или иначе должны были проповедывать величие императора, каждый должен был готовиться верно служить и умереть за «тенно». И в школе, и в университете учили: «Если бы не было императора, то не было бы и нации. Без него не было бы подданных и наша территория перестала бы существовать… Он бог света, он видимый бог…» Теоретики «нового синтоизма» добавляли к этому: «Японцы — божественная раса и, следовательно, не могут совершить зла. Весь остальной мир состоит из варваров, и священным правом Японии является господство над миром».

Воспитанные в таком духе молодые японцы умирали в захватнических войнах в Китае, на Хасане и Халхин-Голе, в Пирл-Харборе и на Филиппинах, в Индонезии и Таиланде, в Малайе и Бирме. Они умирали за «великую Восточную Азию», за непобедимую Японию, правящую миром. Урны с их прахом пополняли токийский храм Ясукуни, души японцев, благославленные самим императором, возносились к бессмертию, и такой славной судьбе должен был завидовать каждый молодой японец.

В сознании мальчика укрепилась мысль, что так было всегда, и отец в ответ на его вопрос: «Я, наверное, опоздаю на войну, а?» отвечал: «Не успеешь на войну? Опоздаешь на войну? Почему? Нет, ты не должен опоздать. Война, еще одна война, а потом снова война. Войны не кончаются. Нет, сынок, на войну никто не опоздает! Все пойдут на войну, все станут солдатами!»